Лидеры, тандемы, тесты
Опекать—значит руководить младшими, а также то, что при взаимоотношениях равенства некоторые, самые необходимые основы закладываемых знаний усваиваются лучше обоюдно—как у опекуна, так и у опекаемого.
Идея совмещения младших и старших классов с разрывом в один год вполне реализуема в наших школах при не слишком большой численности каждого класса. Польза от такого совмещения очевидна: старшим полезно повторение, младшие заглядывают в будущее, в них пробуждается предвкушение науки.
Кроме того, обычная “поза” старших—немного порисоваться перед малышней своими знаниями— и естественное стремление малышей не ударить в грязь лицом перед старшеклассниками.
Но тут необходима и особая подготовка. Очень важно каждого из младших закрепить за старшим опекуном, учитывая своеобразные физиологические, социологические и психологические особенности каждого тандема. Основным тестом тут будет тест на совместимость.
Если нет реальной возможности объединять два класса, создавая монолит опекунов и опекаемых, тандем благополучно создается и для внеклассной работы. Только не надо применять уничижительную терминологию: «подтянуть», «взять на буксир», «помочь исправить двойку»… Тандем должен быть равноправным.
Костя из шестого класса хорошо поет, а у Иванова из седьмого— хорошие знания по физике. Пусть они помогут друг другу, устроят «бартер» по обмену знаниями, уменьем.
Усилить тандем можно выставлением общих оценок тем, кто идет «в одной связке». Костя получил тройку, а Иванов—пятерку. Общая оценка будет у каждого четыре. И наоборот. Аналогично при ведении преподавательского процесса микролидерами. Микрогруппа, контролируемая лидером—дублером учителя, — будет получать общие оценки, выводимые как среднее отметок всех членов группы.
Вот мы и подошли к развитию “вкусной” идеи прошлой главы— высшей форме самодеятельности, соучастию ученика в работе учителя.
Это уже не доклады по домашним заготовкам. Это полноправное ведение части урока с правом спрашивать, выставлять отметки, делать записи в дневнике, пользоваться классным журналом.
(Но не надо в пылу новаторства сразу ломать копья об инертность различных роно, гороно и т.д. Заведите второй классный журнал, отметки считайте условными. Пусть это будет и по-настоящему, и немного «понарошку». Пусть это будет ваша с классом игровая договоренность.)
Сегодня физика. Десять минут урока возложены на Петрова. Он должен решить с классом бессмертную задачу о бассейне, в который много веков подряд вливается-выливается вода по двум трубам.
Завтра русский. Иванов начинает урок, у него 12 минут для рассказа о правописании шипящих. С примерами, с активностью вопросов-ответов класса.
Лабораторная работа по химии. Все заранее прорепетировано. ЗО минут урока ведет ответственная тройка: Петров, Иванов, Галкина. Кстати, почему мы забыли увлекательные судебные процессы, когда на скамье подсудимых сидели Чацкий, Онегин, Печорин?
Неужели у нас в классе не найдется прокуроров, адвокатов, судейской коллегии, присяжных заседателей? Ведь «судить» можно не только литературных героев; посадим на скамью самого Ньютона с его третьим законом, а то возьмем и попробуем «навесить статью» второму закону термодинамики!
Так что все в лучшем «уголовном» смысле «повязаны круговой порукой».
Выявление нужных микрогрупп, тандемов, составление общей психологической и социальной схемы класса дело непростое. Опытные преподаватели инстинктивно чувствуют эту схему, умело своим знанием (они считают, что это знание характеров) пользуются.
Работа с тестами
не захватила наши школы так, как на Западе. Даже коэффициент
интеллектуальности у нас не выводится, хотя знание его полезно и
учителю и ученику. Тест же на совместимость—вообще, пожалуй, удел
только космонавтов и подводников.
Но давайте поразмышляем в плане тестов. Самый простой тест для любого возраста—золотая рыбка и три главных желания. Иванов пожелал машину, видик и перочинный нож с 2О лезвиями. Галкина пожелала, чтоб рыбка вылечила ее зубы (без зубного врача и без боли), изменила форму носа и достала набор французской косметики, а скромняга Петров пожелал выздороветь бабушке, новую квартиру всей семье и кроссовки себе. Комментировать, думаю, нет необходимости.
Второй тест из простейших. Горит дом Петрова. Там, в шкатулке самая ценная для Петрова вещь. Самого Петрова нет на пожаре, но зато присутствуют его друзья. Как поступит каждый? Кстати, в доме еще разъяренный медведь, как раз в той комнате, где шкатулка.
Галкина предлагает выманить как-нибудь медведя, а потом попытаться спасти шкатулку. Сидоров считает, что и пытаться бесполезно: или медведь задерет, или сгоришь. Иванов ничего не считает, он просто заявляет: надо шкатулку спасти, а как—на месте решу. Думаю, и этот тест не требует комментариев.
Но работа с тестами—это не компьютерное получение нужных характеристик конкретного индивидуума. Это еще размышление, анализ себя и других, попытка изменения, философия—от житейской до глобальной.
Тем более, если тест совмещен с игрой. Послушаем доводы модного психолога и писателя Николая Козлова, чьи “Философские сказки для обдумывающих житье, или веселая книга о свободе и нравственности” одно время претендовала на звание бессельера,
рассмотрим его точку зрения на христианство, а уж соглашаться с ней
или отрицать—право читателя.
«В природе царствует право сильного: неважно, силен он физически, интеллектуально или харизматически—просто от Бога. Если погиб ты, значит, сильнее он, а твои объяснения, что тут было не все честно и справедливо, опоздали ровно на твою смерть.
Жизнь—это сильный. Христианство против Сильного—и поэтому против жизни.
Христианство провозгласило право слабого—и предало Сильных. «Ты сильный—а он слабый. Уступи ему!»—И сильный, уступая, оказывается позади.
Христианство провозгласило жертвенность—и предало Сильных. На фронте первыми гибнут лучшие, ибо в атаку поднимаются первыми—они. Первыми жертвуют собой всегда самые душевно сильные. Чтобы их отстрелять, даже не нужно целиться—они подставляются сами, и отстрел дает стопроцентный снайперский результат.
Христианство провозгласило сострадание—и мир наполнился паразитами и инвалидами, потому что страдать стало выгодно. Инвалид не тот, у кого нет ноги: инвалид тот, кто ноет, глядя на свою ранку (физическую или душевную), — и ждет, что сейчас его как пострадавшего начнут ублажать.
Инвалид—это психология, это образ жизни. Это отсутствие духа, а не части тела. Вот в лесу, например, нет христианства, и поэтому в лесу инвалид либо погибает, либо, если он в своем инвалидстве не задеревенел, перестает ныть и начинает выживать. И побеждать.
Это не призыв к войне, это призыв к Жизни. Жизнь природная, жизнь естественная—это не война, не агрессия. Хищник загрызет вас не потому, что ненавидит, а потому, что он голоден. А вас он любит… есть. Для природы не характерна месть, и в смертельной схватке поверженный враг уже совсем не враг, а просто пища.
Месть и ненависть придумали люди, и сострадательное христианство, в частности, пропитано агрессией—агрессией против еретиков внутри себя и против нехристей вокруг. Воюет только человек—дикий человек. Мир не воюет.
Мир живет. И чтобы быть верным миру, надо любить. Надо любить мир, в котором победа за сильными. И надо полюбить свою Смерть, если тебя—прежде такого сильного—превозмог кто-то Сильнейший. Ты умер—следовательно, да здравствует Жизнь!»
Если не ужасаться категоричности суждений Козлова, то мы найдем в них немало здравого. Стоит только добавить, что Слабый способен стать Сильным, превозмочь себя, что Сильный становится еще Сильней, когда помогает Слабому стать Сильным, — и концепция Козлова начинает выглядеть вполне логичной.
Но нас сейчас больше интересуют тесты и возможность создания «портрета» классного социума.
Наиболее быстро и емко усваиваются тесты, имеющие примесь секса. И тест, о котором сейчас пойдет речь, не для учеников, а для учителей. Не для детей, а для взрослых. Это тест на ЧЕСТНОСТЬ.
